М+Ж. А черт с ним, с этим платьем! - Страница 33

– Только не эту, я еще жить хочу!

Я внимательно рассмотрел посудину, но следов яда не обнаружил. На мой вопросительный взгляд гостья пояснила:

– Помнишь, когда я у тебя ночевала, ты меня за эту кружку чуть не убил?

Ничего такого я не помнил, но решил не спорить (вот какой я был в тот вечер покладистый!), а продолжил тему:

– Давно хотел спросить, а почему ты к подруге не пошла? Ночевать осталась?

– Да нечаянно! – абсолютно искренне ответила Катя. – Я уснула, а телефон вырубился. Нет, ты мне все-таки скажи, убил бы меня тогда? За кружку-то?

«Далась ей эта кружка!» – подумал я и попытался еще раз изменить направление разговора:

– Кстати, ты тогда так от меня удирала, что даже сама дверь открыла.

– В смысле?

«А ведь она и еще раз мою неподдающуюся дверь сама открывала, – вспомнил я, и крыша принялась ерзать, – когда от Машки улепетывала!»

– Ну-ка, пошли! – сказал я и увлек даму к двери.– Открывай!

Катя вела себя как положено постороннему человеку возле моей двери: пыхтела, дергала ручку туда-сюда и наваливалась всем телом. Дверь не поддалась. Раскрасневшаяся (что ей очень шло!) Катя сердито рявкнула (это ей шло не меньше):

– А нечего мне в спину дышать! Я так не могу. Нужна непринужденная обстановка. И вообще, в чем дело?

– Да понимаешь, – осторожно сказал я, – эту чертову дверь никто, кроме меня, открыть не может. Там, кажется, завесу перекосило. А ты в то утро сразу справилась.

– А может, ты ни на кого так не рявкал?

– А второй раз? – покачал я головой. – При Маше?

Катя поежилась. Черт побери, и это ей тоже шло!

– В тот раз я бы твою дверь просто разнесла, если бы она не открылась. А! Я поняла: чтобы ее открыть, нужно очень захотеть уйти!

Это было очень рискованное замечание, и я не удержался:

– А сейчас, значит, ты уходить не хочешь?

Видимо, все то время, пока мы выясняли особенности проникновения сквозь мою дверь, я наклонялся к Кате, потому что ее глаза внезапно блеснули прямо перед моими.

– Пошли пить чай, – заявила она, когда пауза затянулась сверх всяких приличий.

Катя преувеличено беззаботно двинулась в сторону кухни – и тут же загремела, споткнувшись об аккумулятор. Вернее, загремела бы, если бы я не изловил ее у самого пола.

И духи ей тоже шли! Это становилось невыносимым.

На секунду я представил, что случилось бы, если бы реакция меня подвела. И прыснул. Катя, естественно, обиделась. Она у меня в объятиях, а я ржу, как конь в предвкушении конкура. Меня тут же обвинили в неряшливости, захламленности квартиры, нежелании поить чаем, признались в нежелании пить чай, потребовали чай, компьютер и, наконец, чай с доставкой к компьютеру.

Только после этого Катя выскользнула из моих рук и шмыгнула в комнату. Поразительно бесшумная женщина.

Точно – кошка. Я вздохнул и в очередной раз пошел искать спасения на кухне.

«Обиделась, – укорял я себя, – и чего ржал? Ну чмокнул бы ее в щечку, прижал бы к себе невзначай, потом… Нет, зря девушку обидел!»

Катя сидела перед компьютером с очень-очень деловым видом. Она уже почти добралась до папки с рукописью, мне оставалось только помочь ей сделать последний шаг. Ей-богу, я ничего такого не собирался… Просто взял мышку и кликнул на нужную директорию. А там ее рука оставалась. Не в директории, конечно, а на мышке. И она ее почему-то не отняла. Так и держала, пока я файл архивировал и отправлял. А я что, стряхивать должен был ее руку с мышки, да? Или сказать: «Ну-ка встань, а то мне неудобно почту отправлять»? И вообще, это все духи. Они у нее, наверное, с феромонами.

Короче, когда Катя отшатнулась от меня с жалобным «Стой!», я даже не понял, о чем она. Я и так стоял. Ну, может, немного ближе, чем положено по правилам социалистического общежития. Просто наклонился немного…

Но, посмотрев в эти рыжие глазенки (как рыжие? Они же у нее… Блин, а какие они были раньше?), я понял все: и что «нет», и что на самом деле «да, но не так и не сейчас», и что это «нет» – совсем не обидно, потому что не только мне «нет», но и себе самой. Словом, когда Катя попросила не обижаться, я уже не обижался. У нее все в тот вечер получалось, даже необидно отказывать. Мне даже жалко стало ее, бедолагу. Я по-отечески поцеловал ее в макушку, осторожно выпустил из объятий и сказал:

– Все будет хорошо. Я тебя отвезу на вокзал. Зайду через час. Я не обижаюсь, честно. Ты красивая. А где, кстати, твоя Наташка живет? Дом я знаю, в какой квартире? Давай-давай, на поезд опоздаешь.

К двери Катя шла, как советский народ к коммунизму: покорно, не оглядываясь, с остекленевшим взглядом. Я еще раз уточнил номер квартиры ее подруги (на удивление, он совпал с тем, который она назвала в первый раз), после чего с шутками и прибаутками довел гостью до лифта.

Вернувшись домой, отыскал заветную бутылочку коньяка, вспомнил, что мне сейчас за руль, поставил коньяк на место и пошел в ванную. Открыл холодную воду и сунул голову под струю.

Ощущение реальности постепенно возвращалось.

***

Наташка застала меня в полной прострации на полу в центре комнаты, посреди разбросанных вещей.

– Давно сидишь?

– А?

– Домой едешь?

– А? Домой? Ах да, еду.

За пять минут я покидала вещи в сумку и уставилась на часы. Когда он придет?

– У тебя во сколько поезд?

– Что?

– Поезд.

– Что поезд?

– Во сколько?

– Что – во сколько?

– Та-ак. Поезд – это такой паровозик с вагончиками. Чух-чух, чух-чух по рельсам, – Наташка очень похоже изобразила поезд, – он отправляется по часам. Мне тебя на вокзал везти когда?

– Меня Сергей отвезет.

– Кто?